«Крымская газета» побывала в стране детства в сопровождении вожатой Артека Виктории Суховой.
ВЫШЛИ ИЗ ТЕНИ
– Чем сегодняшние дети принципиально отличаются от тех, что приезжали 5–10 лет назад?
– В 2018 году моя первая смена прошла с детьми, оказавшимися в трудной жизненной ситуации: воспитанниками детдомов, интернатов и приёмных семей. Это был региональный лагерь в Краснодарском крае. Возраст – 6–9 лет. Там всё иначе. Ты стараешься сделать этот 21 день как можно ярче, потому что знаешь: потом ребята вернутся в суровую реальность и, возможно, больше никогда не попадут в лагерь.
Если сравнивать по поколениям, то сейчас дети другие. Зумеры талантливые, яркие, открытые. Если раньше мы чуть ли не канатом вытягивали из них, что случилось, почему плачет, почему держится в стороне, то сейчас они сами подходят. Недавно мальчик подошёл и рассказал, что его дразнят, переходят личные границы. То есть он уже умеет обозначить проблему. Мы аккуратно решили ситуацию.
При этом дети стали активнее, любознательнее. Если раньше больше держались за толпу, стремились быть «как все», то теперь стараются показать своё «я». Большинство хочет проявить себя в творчестве. Мне кажется, это отголоски советского времени: родители, которые когда-то не смогли себя реализовать, теперь дают такую возможность своим детям.
– Бывает ли, что замкнутый ребёнок к концу смены становится центром внимания? Что запускает этот перелом?
– Вот сейчас, в этой смене, была девочка, которая поначалу вообще ни с кем не разговаривала. Приехала одной из первых, до основного заезда. Ходила молча, с нами не общалась, на контакт не шла. Я сразу отметила: будет сложность, надо будет с ней отдельно работать. Когда заселились ещё две девочки, мы поселили их втроём. Дали задание сделать рисунок для отрядного уголка. Они начали вместе рисовать – и девочка впервые засмеялась. Потом мы начали готовиться к профильной деятельности: я поставила её в пару с активной, шустрой девочкой. Им вместе нужно было учить флажный семафор. И пошло: разговоры, смех, общие темы. А дальше она уже в компании «крутых девчонок», как сейчас говорят. Потому что с самого начала оказалась с ними в связке.
Многие дети на самом деле не замкнутые, они просто стесняются, боятся показаться «не такими». Тут многое зависит от вожатого. Если он сам активный, живой, эмоциональный, умеет дурачиться, то дети тянутся. Если же он отстранённый, молчит, смотрит строго – дети замыкаются.
– Какие дети сложнее всего адаптируются?
– При заезде мы собираем информацию, откуда ребёнок, какие у него увлечения. И если он на всё отвечает «не знаю», «ничем», «никак» – понятно, что закрыт. Тогда приходится импровизировать. Я спрашиваю: «Может, ты кошку тренируешь? Или фокусы умеешь показывать? А может, ты просто хорошо придумываешь истории?» – и ребёнок начинает раскрываться.
Очень важны и вечерние обходы по комнатам. Я обязательно захожу, расспрашиваю, как день прошёл, что было интересного, с кем подружились. Я это делаю, даже если весь день была рядом. Это даёт ощущение личного внимания. Даже если вожатый строгий, но искренний и уважительный, дети его принимают.
– Что делаете с детьми, которые не хотят вставать, умываться, участвовать в жизни лагеря?
– В психологии и педагогике есть «правило почему». Нужно трижды задать этот вопрос – и узнаешь причину отстранённости ребёнка. Например: «Почему не хочешь чистить зубы?» – «Не хочу!» – «Почему не хочешь?» – «Мне лень…» – «Почему лень?» – «Я не выспался, поздно лёг». Вот и причина. Всегда есть ответ, надо просто разговаривать с детьми. Мы всё решаем через диалог.
– А как работаете с совсем маленькими?
– Был мальчик (не в Артеке, а в другом лагере) с постоянными истериками. Он переживал кризис семи лет: хочется домой, появился младший брат или сестра, не хватает внимания. Он постоянно плакал: не дали игрушку – плачет, сделали замечание – снова слёзы. Была, вероятно, психологическая деформация. Мы решили сделать его помощником. Давали задания, чтобы он чувствовал ответственность. Например, просили посчитать ребят в отряде. «Нас 35!» – через какое-то время сообщает мальчик и радуется, что справился. Так он почувствовал, что нужен. И истерики прекратились: внимание он стал получать другим способом.
– А к наказаниям прибегаете?
– Мы не наказываем детей в прямом смысле. Максимум, если кто-то опоздал, например, на сбор в 7:30, на следующий день разбудим раньше. Но это не наказание, а способ показать, что дисциплина важна. Морем не караем: понимаем, что многие приехали с севера, и для них возможность купаться – это главное. Если с ребёнком совсем не выходит поговорить, используем игровые методы и поощрения. Например, чья комната быстрее всех утром соберётся, заправит кровати и получит пятёрку за чистоту, та первая идёт в столовую. Это их мотивирует.
– Бывает ли у вожатых профдеформация? Пытаетесь ли контролировать детей вне лагеря? Влияет ли постоянная работа с чужими детьми на желание обзавестись собственными?
– Конечно бывает! Как-то вышли с коллегами за территорию лагеря погулять. А у нас уже привычка: если дети матерятся, сразу делаем замечание. Такая автоматическая педагогическая реакция. И тут слышим детский голос и мат. Моментально разворачиваемся с замечанием: «Ты что говоришь?!» А потом осознаём, что мы вне лагеря, это вообще не наш ребёнок, он с мамой идёт.
Например, на фестивалях, если вижу, что ребёнок упал, сразу бегу поднимать.
Раньше иногда ловила себя на мысли, что чем больше работаю с чужими детьми, тем меньше хочется своих. Но сейчас мне 24 года, и я понимаю, что всё-таки готова стать мамой. К тому же я знаю, что делать и что говорить в той или иной ситуации. Даже если не останусь в педагогике, опыт работы с детьми от 6 до 17 лет пригодится.
– Вспомните забавные истории, произошедшие за время работы.
– Был в отряде шестилетний мальчик по имени Матвей. Мой напарник попросил его ложиться отдыхать, а ему это не понравилось. Он собрал сумку, закинул на плечо и заявил: «Я в Новороссийск!» И пошёл к выходу. Мы просто шли за ним и смеялись.
Очень забавляет, что ребята всё время забывают информацию, «обнуляются». Приезжают, мы рассказываем, что они юнги, будут такие-то соревнования, такие-то занятия. Всё объясняем. На следующий день подходят: «Вика, а какие занятия и соревнования у нас будут?» Я снова всех собираю, всё объясняю. Приходим на занятие, профильный педагог спрашивает: «Дети, вам рассказывали, как будут проходить соревнования?» А они хором: «Нет!»
– А трогательные истории припомните?
– Это была 15-я зимняя смена, приехали старшие дети – 16–17 лет, почти студенты. Там образовалась пара. Мальчик сначала просто заходил к девочке в комнату, сидели рядом. Потом стали вместе садиться в столовой, ходить на дискотеки. Где-то приобнимет, где-то за руки держатся. Я подошла к мальчику и говорю: «Ну ты смотри, от Москвы до Краснодара билет дорогой». Он засмущался, понял, что мы не против, но при условии, что всё в меру. Они до сих пор вместе. Она поступает в Москву, он там живёт. Присылают фото в наш общий чат: «Мы в Москве», «Мы в Краснодаре». Это очень трогательно.
Диана МАСЛОВА.
