Зоя Степанова - акушерка. Во время ковида у нее умер отец - заболел, был доставлен из улуса санавиацей в больницу, но там заразился ковидом. Зоя рвалась сама ухаживать за ним, просила пустить ее в отделение, где он лежал, но ее не пустили, и когда он умер, она осталась с чувством тяжёлой вины, которая не двигалась ни туда, ни сюда. Зоя решила пойти в центр набора добровольцев, надеясь, что ей станет легче, когда она будет спасать бойцов. Из военкомата ее отправили подумать. Утром она пришла снова. "Опять ты" - недовольно проговорил сотрудник центра, увидев ее. "Я же сказала, что решила" - ответила она.
Сначала она работала в госпитале на первой линии, а потом их перекинули в блиндажи. Там медсестры встречали бойцов, которых солдаты выносили прямо с позиций. Снаряды приземлялись в нескольких метрах от них, стреляли танки. Зоя с другими медсёстрами обтянули блиндаж изнутри белой сеткой, постелили линолеум, чтобы земля не впитывала кровь, и работали. Зоя говорит, что у нее плохой русский, она - якутка и приехала на фронт из Якутска. Но ей много говорить и не надо было, она больше слушала бойцов. Однажды по рации сообщили, что в их сторону идет накат, и в паре километров на точках скопились тяжёлые раненые. Зое сказали надеть бронежилет и взять в руки автомат. Они поехали на уазике в сторону наката, дорога была пустой, и Зоя вдруг подумала, что она - якутка, у нее есть предки, и надо просить духов предков уберечь ее. Она почему-то представила их в одежде из шкур, живших в веке 16-м, и просила - "Идите впереди меня... ".
На первой точке они вышли из машины и пошли за бойцами. У Зои тряслись колени и руки, трясся автомат, которым она тыкала в небо, чтобы подстрелить "птицу". На точке бойцов не было. Зоя тихо и протяжно звала - "А-у-у". Через несколько часов поиска они поехали назад и увидели, как в их сторону едет УАЗик с пожилым фельдшером. Зоя обнаружила раненых уже в госпитале и там же узнала, что "птица" сожгла фельдшера.
- Зоя, а тебе вчера было страшно? - спрашивали ее бойцы на другой день.
- Ага, коленки тряслись, - спокойно отвечала она.
Зоя хоть и говорит, что плохо знает русский, но когда она спокойно на свой якутский манер произносит - "Ага" - приходит чувство: будет, как она говорит.
- Тётенька, я буду жить? - часто спрашивали ее солдаты, которых она везла в госпиталь с оторванными ногами и руками.
- Ага, - отвечала она.
Но один раз ей нужно было составить учёт мертвых. Она подошла к черному мешку, развязала его, и увидела двух бойцов лет 50. У них была свежая перевязка, бинты были такими белыми, что перед глазами Зои отчётливо поплыли картинки - два бойца убегают от "птички", та делает сброс и легко ранит их, они бинтуют друг друга, но прилетает другая "птица". Зоя почувствовала, что плачет. Она вышла из блиндажа, стояла на улице, смотрела в небо и долго плакала, опять разговаривая с предками. Ночью ей снился сон - перебинтованные свежими бинтами бойцы ходят по лесу, из бинтов сочится кровь, и их не двое, а много, много.
Она рассказала сон командиру.
- Эх, Зоя, - ответил он. - А ты думаешь, они вот так не ходят?
Этот сон много раз повторялся, только теперь каждый раз Зоя тоже бегала между деревьев и пыталась оказать раненым помощь, но почему-то не могла. Солдатам тоже часто снится одинаковый сон - как подходит близко враг, солдат стреляет из автомата, но автомат заклинивает. И у Зои во сне заклинивали руки, и она, уже давно перестав обращать внимания на "птиц" и близкие прилеты, имела в душе один главный страх - не суметь помочь.
Зоя уже вернулась в Якутск. Полевой медсестрой она была больше года. Вина за смерть отца ее отпустила. Но она все равно часто плачет - из-за бойцов блуждающих в лесу. А недавно ей приснился сон, как она заходит в свой белый блиндаж, а там - другие сестры. "Это наш блиндаж! Мы тут все красиво сделали!" - возмущённо сказала Зоя. "Нет, наш" - ответили другие девушки. Она хочет вернуться, но ее уже не берут. Тогда она решила выучиться на военного психолога, и помогать вернувшимся бойцам. Сейчас это - ее мечта. В Якутске она продолжила работать акушеркой
